Русские государственники
ПЕТР БЕРНГАРДОВИЧ СТРУВЕ
Петр Струве (1870-1944) - русский экономист и социолог, философ и историк, автор неприжившейся в России идеологии либерального консерватизма (национализма), организатор выхода судьбоносных сборников "Проблемы идеализма" (1902), "Вехи" (1909), "Из глубины" (1918). Сын пермского губернатора, внук основателя Пулковской обсерватории; с 1917 г. доктор экономических наук и почетный член Российской академии наук. В 1890-е годы - "легальный марксист", участник I съезда РСДРП (1898); с 1901 г. - либерал, член, последовательно, "Союза Освобождения" (1904), ЦК партии кадетов (1906), Государственной Думы (1907). В гражданскую войну - участник Особого совещания при Деникине, член Правительства Врангеля, добившийся официального признания Крыма Францией. С 1920 г. - в эмиграции.
Забытый националист
Мы живем в интересное время. В 1922 году уже тяжело больной Ульянов успел-таки заложить под советский фундамент будущего российского государства бомбу с часовым механизмом, сработавшим, как ему и полагалось, именно в момент полной атрофии русской коммунистической элиты. Имя этого механизма - конфедеративный принцип построения советской "федерации", с уже набившим оскомину "правом выхода". Расчет вождя был прост и "гениален": или коммунистическое государство существует - и тогда срабатывает система сдержек спящих сепаратизмов идеологическими "вожжами"; или же, в случае победы мировой революции, ненужные более "вожжи" отпускают, после чего говорить о каком-либо, пусть советском, но все же государстве становится просто-напросто бессмысленным. Нам эта ленинская "хитрость" интересна тем, что по замыслу ее творца она является необратимой. Повторим: или, по мысли Ильича, государство есть, и оно насквозь коммунистическое - или его нет.
...
В июне 1990 года "случилось страшное". Верховный Совет РСФСР взял да и провозгласил независимость РСФСР. Республики, более чем наполовину омертвленной Советским Союзом (за счет внутренней энергии которой Союз собственно и держался), абсолютно бесправной по сравнению с бывшими российскими окраинами - провинциальной, но принятой в ООН Украиной или удостоенной независимости еще в 1917 году крошечной Арменией.
Дальше - хуже. Эта самая коммунистическая "протоплазма" послужила настоящим детонатором к взрыву великого союзного муравейника. Вслед за РСФСР независимость объявляют все бывшие союзные республики, что логично приводит к попытке "реставрации" в августе 1991, а затем и к изоляции "братских республик". Параллельно начинается процесс разрушения всего мирового коммунистического "лагеря", в конце столетия возвративший европейскую геополитику ко временам Версаля.
Вот в этой-то ситуации и стоит оглянуться назад и вспомнить о творческом наследии такого яркого человека, каким несомненно являлся вечный оппонент Ульянова и классический русский консерватор начала века - Петр Струве.
О.В.
Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества
(из статьи в "Русской мысли", I, 1908 г.)
"...Когда радикал... рассуждает: внешняя мощь государства есть фантом реакции, идеал эксплуататорских классов, когда он, исходя из такого понимания, во имя внутренней политики отрицает политику внешнюю, - он, в сущности, рассуждает совершенно так же, как рассуждал В.К. фон Плеве. Как известно, фон Плеве был один из тех людей, которые толкали Россию на войну с Японией, толкали во имя сохранения и упрочения самодержавной бюрократической системы.
Государство есть "организм" - я нарочно беру это слово в кавычки, потому что вовсе не желаю его употреблять в доктринальном смысле т.н. органической теории - совершенно особого свойства.
Можно как угодно разлагать государство на атомы и собирать его из атомов, можно объявить его "отношением" или системой "отношений". Это не уничтожает того факта, что психологически всякое сложившееся государство есть как бы некая личность, у которой есть свой верховный закон бытия.
Для государства этот верховный закон его бытия гласит: всякое здоровое и сильное, т.е. не только юридически "самодержавное" или "суверенное", но и фактически самим собой держащееся, государство желает быть могущественным. А быть могущественным - значит обладать непременно "внешней" мощью. Ибо из стремления государств к могуществу неизбежно вытекает то, что всякое слабое государство, если оно не ограждено противоборством интересов государств сильных, является в возможности (потенциально) и в действительности (de facto) добычей для государства сильного."
"Оселком и мерилом всей т.н. "внутренней" политики как правительства, так и партий должен служить ответ на вопрос: в какой мере эта политика содействует т.н. внешнему могуществу государства?
Это не значит, что "внешним могуществом" исчерпывается весь смысл существования государства; из этого не следует даже, что внешнее могущество есть верховная ценность с государственной точки зрения; может быть, это так, но это вовсе не нужно для того, чтобы наш тезис был верен. Если, однако, верно, что всякое здоровое и держащееся самим собой государство желает обладать внешней мощью, то в этой внешней мощи заключается безошибочное мерило для оценки всех жизненных отправлений и сил государства, и в том числе и его "внутренней политики".
Относительно современной России не может быть ни малейшего сомнения в том, что ее внешняя мощь подорвана.<...> Можно собирать и копить силы, но великий народ не может - под угрозой упадка и вырождения - сидеть смирно среди движущегося вперед, растущего в непрерывной борьбе мира."
"...У нас до сих пор не понимают, что наша дальневосточная политика была логическим венцом всей внешней политики царствования Александра III, когда реакционная Россия, по недостатку истинного государственного смысла, отвернулась от Востока Ближнего.
В перенесении центра тяжести нашей политики в область, недоступную реальному влиянию русской культуры, заключалась первая ложь... нашей внешней политики, приведшей к Цусиме и Портсмуту. В трудностях ведения войны это сказалось с полной ясностью. Японская война была войной, которая велась на огромном расстоянии и исход которой решался на далеком от седалища нашей национальной мощи море. Этими двумя обстоятельствами, вытекшими из ошибочного направления всей приведшей к войне политики, определилось наше поражение.
Те же самые обстоятельства, которые в милитарном отношении обусловили конечный итог войны, определили полную бессмысленность нашей дальневосточной политики и в экономическом отношении. Осуществлять пресловутый выход России к Тихому океану с самого начала значило, в смысле экономическом, - travailler pour l'empereur de Japon (работать на японского императора). Успех в промышленном соперничестве на каком-нибудь рынке, при прочих равных условиях, определяется условиями транспорта. Совершенно ясно, что, производя товары в Москве (подразумевая под Москвой весь московско-владимирский промышленный район), в Петербурге, в Лодзи (подразумевая под Лодзью весь польский район), нельзя за тысячи верст железнодорожного пути конкурировать не только с японцами, но даже с немцами, англичанами и американцами. Гг. Абаза, Алексеев и Безобразов "открывали" Дальний Восток не для России, а для иностранцев. Это вытекало из географической "природы вещей"."
"Теперь пора признать, что для создания Великой России есть только один путь: направить все силы на ту область, которая действительно доступна реальному влиянию русской культуры. Эта область - весь бассейн Черного моря, т.е. все европейские и азиатские страны, "выходящие" к Черному морю.
Здесь для нашего неоспоримого хозяйственного и экономического господства есть настоящий базис: люди, каменный уголь и железо. На этом реальном базисе - и только на нем - неустанною культурною работой, которая во всех направлениях должна быть поддержана государством, может быть создана экономически мощная Великая Россия. Она должна явиться не выдумкой реакционных политиков и честолюбивых адмиралов, а созданием народного труда, свободного и в то же время дисциплинированного. В последнюю эпоху нашего дальневосточного "расширения" мы поддерживали экономическую жизнь Юга отчасти нашими восточными предприятиями. Отношение должно быть совершенно иное. Наш Юг должен излучать по всей России богатство и трудовую энергию. Из черноморского побережья мы должны экономически завоевать и наши собственные тихоокеанские владения.
Основой русской внешней политики должно быть, таким образом, экономическое господство России в бассейне Черного моря. Из такого господства само собой вытечет политическое и культурное преобладание России на всем так называемом Ближнем Востоке. Такое преобладание именно на почве экономического господства осуществимо совершенно мирным путем. Раз мы укрепимся экономически и культурно на этой естественной базе нашего могущества, нам не будут страшны никакие внешние осложнения, могущие возникнуть помимо нас. В этой области мы будем иметь великолепную защиту в союзе с Францией и в соглашении с Англией, которое в случае надобности может быть соответствующим образом расширено и углублено. Историческое значение соглашения с Англией, состоявшегося в новейшее время и связанное с именем А.П.Извольского, в том и заключается, что оно, несмотря на кажущуюся новизну, по существу является началом возвращения нашей внешней политики домой, в область, указываемую ей и русской природой, и русской историей. С традициями, которые потеряли жизненные корни, необходимо рвать смело, не останавливаясь ни перед чем. Но традиции, которые держатся сильными, здоровыми корнями, следует поддерживать. К таким живым традициям относится вековое стремление русского племени и русского государства к Черному морю и омываемым им областям."
"Политика общества определяется тем духом, который общество вносит в свое отношение к государству. <...> Враждебный государству дух сказывается в непонимании того, что государство есть "организм", который, во имя культуры, подчиняет народную жизнь началу дисциплины, основному условию государственной мощи. Дух государственной дисциплины был чужд русской революции. Как носители власти до сих пор смешивают у нас себя с государством, так большинство тех, кто боролся и борется с ними, смешивали и смешивают государство с носителями власти."
"...Если можно в двух словах определить ту болезнь, которою поражен наш народный организм, то ее следует назвать исчезновением или ослаблением дисциплины труда."
"Политика общества и должна начать с того, чтобы на всех пунктах национальной жизни противогосударственному духу, не признающему государственной мощи и с нею не считающемуся, и противокультурному духу, отрицающему дисциплину труда, противопоставить новое политическое и культурное сознание. Идеал государственной мощи и идея дисциплины народного труда - вместе с идеей права и прав - должны образовать железный инвентарь этого нового политического и культурного сознания русского человека."
"Политика власти начертана ясно идеалом Великой России. То состояние, в котором находится в настоящее время Россия, есть... состояние открытой вражды между властью и наиболее культурными элементами общества. <...> Разрыв власти с наиболее культурными элементами общества есть в то же время разрыв с народом."
"Если верно, что проблема Великой России сводится к нашему хозяйственному "расширению" в бассейне Черного моря, то для осуществления этой задачи и вообще для хозяйственного подъема России евреи представляют элемент весьма ценный. ...Преданные русской государственности и привязанные к русской культуре евреи незаменимы в качестве пионеров и посредников. ...Ради Великой России, нужно создавать таких евреев и широко ими пользоваться. ...Единственным способом для этого является последовательное и лояльное осуществление "эмансипации" евреев."
"...Что бы там не говорили, в хозяйственном отношении Царство Польское нуждается в России, а не наоборот. Русским экономически почти нечего делать в Польше. Россия же для Польши - ее единственный рынок.
Принадлежность Царства Польского к России есть для последней чистейший вопрос политического могущества."
"Польская политика Пруссии, с точки зрения международного положения Германии, представляет грубейшую ошибку... Эта ошибка проходит Германии даром только потому, что русское правительство ведет политику, с точки зрения государственной мощи и государственной безопасности России, еще более ошибочную. Пруссия стремится... германизовать Познань; идея русификации Польши в том смысле, в каком немцы германизуют... свои польские области, совершенно несбыточная утопия. Денационализация русской Польши недоступна ни русскому народу, ни русскому государству."
"...Если обладание русской Польшей не нужно и совершенно неинтересно для Германии, то этого нельзя сказать о Прибалтийском крае. Войдя в состав Германской империи, он сравнительно легко может быть завоеван или, в известном смысле, отвоеван для германской культуры. Латыши и эсты будут либо германизированы, либо оттеснены на территорию России, куда они и без того до сих пор выселяются в значительном числе."
"Всякая истинно государственная политика, хотя бы она и была во внутренних вопросах весьма консервативна, в борьбе за могущество не останавливается перед такими мелочами, как "легитимность"."
"...Великой России, на настоящем уровне нашего экономического развития, необходимы сильная армия и такой флот, который давал бы нам возможность десанта на любом пункте Черного моря и в то же время абсолютно обеспечивал бы нас от вражеского десанта в этой области. Другими словами, мы должны быть господами на Черном море."
"Государственная мощь невозможна вне осуществления национальной идеи. Национальная идея современной России есть примирение между властью и проснувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органически срастись."
"Государство должно быть революционно, когда и поскольку этого требует его могущество. Государство не может быть революционно, когда и поскольку это подрывает его могущество.
Это "закон", который властвует одинаково и над династиями, и над демократиями. Он низвергает монархов и правительства; и он же убивает революции."
О самосохранении славян через принятие ими христианства
(из статьи в "России и славянстве", июль 1930 г.)
"Эпоха византийской истории с конца шестого по половину седьмого века отмечена славянским захватом опустошенной и обезлюдевшей Греции. На этот захват христианская Византия ответила христианизацией и эллинизацией славянского потока: христианством эллинство отбилось от нашествия славян, растворив их в себе. Но затем наступает другое соотношение: воспринимая христианство, славяне христианским культом и культурой укрепляют свою национальность.
<...> Ранее - по сравнению со славянами - принятие христианства германскими "варварами" очень скоро приняло национальный и в то же время еретический, т.е. противовселенский или противокафолический, характер. Большая часть германцев прошла через стадию арианства (lex gotica!), которое для них получило глубоко национальный характер...; богослужение у германцев-ариан, вестготов, остготов, вандалов, бургундов, лангобардов совершалось на родном языке!
<...> Но как же случилось, что Византия, государство "Ромэев", которое превратило в греков первых славянских насельников средневековой Греции, не смогла эллинизировать обращенных ею в христианство славян, ни болгар, ни сербов, ни русских, а, наоборот, принятие греческого кафоличества дало толчок национальному самоопределению и самоукреплению этих народов?
<...> Варяго-россы восприняли православие из Византии, но через Болгар в славянской языковой форме. И это славянское православие они перенесли в Киев и Новгород, им христианизировали "еже ныне зовумую Русь", а самих себя этим славянским христианством ославянили. Христианизация северо-восточного славянства с его варяго-русской верхушкой была и ославянением этой верхушки. Норманнский, "варяго-русский" элемент восточное славянство ассимилировало себе через христианство. Это произошло в эпоху (приблизительно с 860 по 988 г.), когда сами северо-германские, норманнские страны, Дания, Швеция и Норвегия, были еще языческими.
<...> Варяги, или норманны, двигались на Русь с севера на юг, христианство - с юга на север, и рядом с варяжским (норманнским) политическим объединением Руси происходило, через варягов же, культурное и культовое объединение славян христианством. Это культурное и культовое объединение оказалось в национальном смысле сильнее политического - и через восточное христианство, через славянское богослужение, через эллинскую культуру и славянский культ произошло быстрое ославянение правящего норманнства. Потомок Рюрика, Владимир Святой, - уже совершенно славянский князь, и его дружина, каково бы ни было ее происхождение, откуда бы она ни набиралась, есть дружина славянская. И в тоже время Владимир Святой - властитель христианский...
Приятие христианства везде, во всех формах, восточных и западных, имело решающее значение для национального самосохранения славянства.
В неприятии христианства или, точнее, в слишком позднем его приятии - историческая трагедия той ветви славянства, которая почти без остатка была поглощена германством, я говорю о полабско-прибалтийских славянах. В то время, когда Владимир Святой окончательно закреплял в России христианство в форме восточного православия, - балтийское славянство вело упорную, ожесточенную, кровавую борьбу не только с германством, но и с христианством. Несчастие этой отрасли славянства в ее борьбе с германством состояло не только в том, что оно имело перед собой беспощадного, организованного, более культурного врага, которому помогали другие славяне. С этим приходилось считаться и чехам, и полякам, и даже русским. Главное несчастье, главная причина гибели полабско-прибалтийского славянства состояла в том, что подлинно и разительно отличает эту славянскую отрасль от других славян, и в частности и в особенности от русских, - в ее языческом консерватизме. Полабские и прибалтийские славяне, - я говорю это как историк, в порядке чисто научного констатирования, а не богословского поучения, - погибли или были истреблены как национальность потому, что по своему упорству и упрямству в язычестве они лишили свою национальность того упора и той опоры, которые всем средневековым народам, без различия национальности, давало христианство как высшая форма богопочитания и культа.
Языческое упорство полабско-прибалтийских славян красной и кровавой нитью проходит через всю их историю. <...> Полабско-прибалтийские славяне в своем язычестве далеко ушли от того, чем, как язычники, жили остальные славяне, болгары, сербы, хорваты, чехи, поляки и русские: первые имели храмы и жрецов, храмы, которые они еще любили и почитали, жрецов, в которых они еще не изверились; остальные славяне еще не дошли ни до храмов, ни до жрецов, когда уже столкнулись с христианством. У этих славянских народов, как тех, которые стали католиками, так и тех, которые приняли православие, а также у немцев и мадьяр национальное чувство сумело как-то прикрепиться к христианскому вероучению и культу. У полабско-прибалтийских славян оно, наоборот, прикрепилось к язычеству как вероучению и культу. <...>"
СМИ
СООБЩЕНИЕ ИНФОРМАГЕНТСТВА "СЛАВЯНСКИЙ МИР"
В связи с наступлением зимних праздников информационное агентство "Славянский мир" переходит на "дежурный" режим функционирования. Обычный режим выпуска материалов возобновится во второй половине января 1998 года.
• Рубрика • 