Философия
УТОПИЯ ИЛИ ПРАВДА?
(Заметки о "евразийстве" по материалам статьи И.А.Исаева "Утописты или провидцы?")
ГЕОГРАФИЯ.
Евразия как особое географическое пространство находится на пути двух колонизационных волн, идущих с Востока и Запада. Если не вдаваться в нюансы, границы Евразии совпадают с историческими границами Российской империи, что может свидетельствовать об их естественности и устойчивости.
Пространственная целостность евразийского "месторазвития" обеспечивается географической спецификой: почти все реки Евразии текут в меридиональном направлении - на юг или на север, а непрерывная степная полоса объединяет и пронизывает ее с запада на восток. Объединителем Евразии не могло бы выступить государство, возникшее и утвердившееся в том или ином отдельном речном бассейне. Всякое "речное" государство постоянно находилось бы под угрозой и контролем прорезавшей его степи. Только тот, кто владел степью, легко становился политическим (культурным) объединителем Евразии.
Евразия кажется обездоленной из-за своей отстраненности от океанического обмена. Чтобы компенсировать этот недостаток, она вынуждена была особым образом организовать всю структуру материального производства, в результате чего произошло разделение территории на промышленные и сельскохозяйственные районы.
КУЛЬТУРА: ИСТОКИ И ВЛИЯНИЯ.
В географической целостности Евразии выражено ее культурное единство. Категория "границы" оказывается важной для понимания существа евразийской культуры. Эта культура находилась по западную сторону рубежа, обособлявшего оседлую европейскую цивилизацию от чуждой ей по духу цивилизации Великой степи (кочевые народы), и по восточную - рубежа конфессионального, разделявшего христианство истинное (православие) и еретическое (католичество и протестантизм). Русь одновременно осознавала себя и центром мира, и его периферией, одновременно ориентировалась и на изоляцию, и на интеграцию.
"Россия-Евразия" в первую очередь является продолжательницей культурных традиций Византии. Однако заметный след в ней оставила также восточная волна, накатившаяся из монгольских степей в XIII веке. Таким образом, по своему духу евразийская культура представляется культурой-наследницей, осваивающей чужие традиции (когда центры возникновения последних уже угасали) и соединяющей их с генеральной идеей - православием.
ГЕОПОЛИТИКА.
Единство культурно-материковое нельзя смешивать с национально-государственным, поэтому сопоставление "России-Евразии" с любым из государств Европы неправомерно. И если уж допустимо проводить аналогии - то, по крайней мере, с такими этногеографическими организмами, как империя Карла Великого, Священная Римская империя или империя Наполеона.
Отмеченные особенности заставляют искать истоки жизнеспособности не в Киевской Руси, ставшей лишь колыбелью будущего руководящего народа Евразии, и даже не в северо-восточной Руси: "Впервые евразийский культурный мир предстал как целое в империи Чингис-хана... Монголы формулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя". Преемницей "монгольского" государства и стала Московская Русь. Российская же империя почти закончила государственное объединение Евразийского материка и, "отстояв его от посягательств Европы, создала сильные политические традиции".
Однако само существо русско-евразийской идеи оставалось неосознанным внутри правящего слоя, который подвергся сильной европеизации. Европейский элемент вызвал в евразийском мышлении значительные сдвиги: национальная идея Москвы как наследницы Византии и оплота христианства в борьбе с азиатским язычеством и западной еретической культурой "утратила свой религиозный смысл и была заменена позитивно-политической идеей империи и империализма; культурная задача стала формулироваться обыденно и чисто эмпирически - как рост государственной территории и государственной мощи".
Этот процесс совпал с быстрым продвижением России на восток и переходом ее в лагерь своего вчерашнего врага - Европы, в ходе борьбы с утратившим религиозный пафос исламом. По мысли евразийцев, замирение России с Европой и последовавшая вслед за этим еще большая европеизация вызвали явное помутнение национального самосознания, что повело к размыванию ощущения западной границы. Правящие круги стали считать Россию частью Европы, и на смену старой идеологии Москвы пришла созданная по европейскому образцу "неоклассическая и романтическая генеалогия русской культуры", основы которой выводились из славянской традиции.
САМОДОСТАТОЧНОСТЬ.
В качестве внутреннего барьера, защиты культуры от инородного воздействия выступает ее установка на невосприимчивость чуждых и деформирующих влияний. Механизмы самосохранения запрограммированы в ней самой: осознав угрозу, она мобилизует весь свой потенциал для сбережения своей цельности и единства. Ее пространственное местоположение замыкается на понятии "граница". Вычерчивание такой границы становится процессом углубления самосознания данной культуры, выявления ее специфики и уникальности.
...С начала XX века взаимодействие евразийской и европейской культур перемещается из области техники, государственного строительства и политической жизни в сферу миросозерцания. А это круто меняет дело, Запад предстает здесь уже в иной ипостаси. И посему "мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой - наш злейший враг", - формулирует позицию евразийцев Н.С.Трубецкой.
Согласно евразийской концепции, культуре нельзя научиться или просто заимствовать ее - продолжателем культурной традиции является только тот, кто качественно ее обновляет и превращает в свою собственность, в неотъемлемый духовный элемент личного бытия, как бы воссоздает ее заново. Она в каждом человеке как бы возрождается вновь и делает таким образом шаг, прыжок из прошлого в настоящее, а из него в будущее. История вся состоит из прыжков. Там, где подобный процесс прерывается, культура умирает и остается один косный, бездушный быт.
Именно о духе, душе всегда пеклась евразийская мысль, пытаясь отыскать выход за пределы современной ей европейской цивилизации. Евразийское мировосприятие строилось на признании вполне реального существования общественно-культурных циклов зарождения, расцвета и упадка. При таком подходе культура наделяется всеми признаками личности, что достигается через ее индивидуализацию и совокупность выполняемых ею общественных ролей.
Вера есть духовный символ, который окрашивает культуру религиозно. Евразийцы убеждены, что рождение всякой национальной культуры происходит на почве религиозной: она появляется на свет, сопровождаемая мифом о своем рождении.
МЕССИАНСТВО.
Восток отличает от Запада "горение веры" и культура, пронизанная идеей православия, или, как говорят евразийцы, "идеей-правительницей", формирует под ее воздействием весь строй духовной жизни, создает в себе государственность особого, идеократического типа. Идеократичность требует жертвенности. Но эта жертвенность осуществляется не во имя не слишком конкретного понятия "народ" или чересчур отвлеченного - "человек". Она - во имя понятия "особый мир".
...Евразийская концепция констатировала наличие в "потенциальном православном мире" тяготения к русскому православию как к особому центру. Православие признает себя культурой, претендующей на часть истины, один из ее аспектов, но не отрицает претензий на нее других культур, интерпретация истины которыми рассматривается как особые выражения православной идеологии. Православие не замкнуто в себе и в своем развитии призывает "к свободному саморазвитию других".
ГОСУДАРСТВО ПРАВДЫ.
К своему идеалу Русь шла не путем рационального сознания, а через религиозно-положительный опыт. Главная идея справедливого государства, "государства правды", которое она постоянно стремилась создать, - подчинение государственности ценностям, имеющим непреходящее значение. Из этого проистекает важный вывод: "государство правды" оказывается не конечным идеалом, установленным в результате социальных преобразований, а только этапом на пути достижения истины. В истории России под наслоениями многообразных взглядов и теорий всегда проглядывало желание соблюсти эту изначальную истину, обуздать стихию человеческой воли, добиться самоподчинения человека религиозно-государственной правде.
В евразийской трактовке перед "государством правды" всегда стояли три задачи: блюсти православие, "возвращать правду на землю" и противостоять абсолютизации материального начала в жизни народа. И если "государство правды" вообще сопоставимо с "правовым" государством Запада, то исключительно в первом может иметь место "подвиг власти", существо которого не исчерпывается лишь правовой стороной. "Государство правды и правовое государство - два различных миросозерцания: для первого характерен религиозный пафос, для второго - материальные устремления, в первом правят герои, во втором - серые, средние люди".
ГОСПОДСТВО ИДЕОЛОГИИ.
Идеи, составляющие государственно-общественный идеал, при самых разнообразных формах государственного и политического устройства формируют систему "идеалоправства". "Всякое длящееся правление, будь оно единодержавным, народодержавным или иным, есть та или иная форма осуществления идеалоправства. Более реально и ощутимо, чем люди и учреждения, народами и странами правят идеи." Так, реальная власть в государствах Востока принадлежит не столько царю, сколько религиозной идее царя; в Риме - не императору, а национально-религиозной идее Рима; в Англии - не министрам, а идее правового государства.
Предлагаемая евразийством идеология (стержень которой - православие) обращена к конкретной действительности текущего дня и, следовательно, становится основанием сознательно-волевой деятельности, то есть программой действий.
Идеология - не просто инструмент власти, она, в истолковании евразийцев, сама власть, которая предстает в двух ипостасях: "идее-правительнице" и "правящем отборе" (в вольном толковании его можно определить как правящий слой в широком смысле слова).
ПРАВЯЩИЙ ОТБОР.
Правящий слой культуры выражает не групповой, а общенациональный интерес. С евразийской точки зрения, "правящий отбор" определяет не только тип государственного устройства, но и тип социальной структуры общества, тип народного хозяйства, тип культуры в целом. Когда "правящий отбор" находится на службе у "идеи-правительницы", это - время его нормального функционирования. Когда же служба становится самоцелью, тогда усиливаются бюрократизм и коррупция, происходит конфликт между правящей группой и "отбором". Правящий слой дает трещину и сдвигается с идеальных устоев в "классовый период своего существования": возрастает его замкнутость, усиливается групповое самосознание. Жизненная необходимость заставляет его пополняться за счет других социальных групп, и чужаки начинают подвергать критике старый идеал. Целостность "отбора" нарушается, дробится.
Истории известны удачные и неудачные попытки создания "правящего отбора". К неудачным, например, относится опричнина Ивана Грозного, к удачным - формирование петровской гвардии, служилого дворянства. Европейская культура породила рыцарство, католическая церковь - иезуитов, Китай - ученых, Япония - самураев. В России "правящий отбор" готовился в спешке и часто менял свой характер.
Наиболее качественным типом "правящего отбора" должен стать такой, при котором происходит сплочение на основе общности мировоззрения. Тот тип "отбора", который "призван установиться в мире, и в частности в России-Евразии, - писал Н.С.Трубецкой, - называется идеократическим и отличается тем, что основным признаком, которым при этом типе отбора объединяются члены правящего слоя, является общность мировоззрения".
ИДЕОКРАТИЯ.
Приверженцы "идеи-правительницы" должны всем своим существованием доказывать преданность ей. Четких критериев "отбора" концепция не дает, но это не конкуренция демократического типа и не сословность феодальной иерархии. Пожалуй, такие механизмы "отбора" присущи корпоративной организации - само дело отбирает достойных.
Общей исторической тенденцией является то, что на смену старым моделям правления призвана прийти новая - идеократия. В ней все государственное и культурное строительство стихийно направлено на создание особых форм, соответствующих самому ее принципу, независимо от конкретного содержания "идеи-правительницы". Идеальный государственный строй отличается максимализмом, он требует, чтобы власть была максимально сильна, но чрезвычайно близко стояла к народу.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ.
Политическая культура, описываемая в евразийской модели, в значительной степени напоминает целевое объединение религиозно-орденского типа. "Политические партии и масоны - западный продукт, мы же - восточники, и нас не вдохновляют ни идеалы иезуитов, ни свободные мыслители реформантов и протестантизма... По духу своему мы, пожалуй, первый тип русского ордена. Мы не знаем, были ли у нас предшественники. Но, кажется, что прототипом нашего объединения было "старчество", - отмечал Н.Н.Алексеев.
КОРПОРАТИВНОСТЬ.
В евразийской концепции культуры государство описывается как "демотическое". Это значит, что феномен "народного суверенитета" в нем рассматривается не как "атомизированный суррогат западной культуры", а как органическое и организованное единство. Народ здесь - не случайный набор граждан, а совокупность исторических поколений.
Организующим принципом государственности и культуры является "государственная константа", вокруг которой концентрируется вся общественная жизнь и которая предстает как принцип, идеал, нуждающийся в конкретизации. Народное голосование и референдум и призваны дать "стабилизированной народной воле", заключенной в этой "константе", конкретное приложение к частным случаям социальной жизни. Сама "константа" формируется "правящим отбором", трактующим ее в соответствии со своим пониманием "идеи-правительницы". Информация о последней носит эзотерический характер, доступна лишь небольшому числу людей.
ВЛАСТЬ.
"Демотическое" государство хотя и идеократично, но не доктринально, избегает принудительного внушения тотального религиозного или философского миросозерцания. Отказываясь от принудительного внедрения идеала в жизнь, оно стремится сформировать не цельное, всеобъемлющее мировоззрение, а "общественное мнение определенной культурно-исторической эпохи". Признаки общих идей лежат в плоскости менее глубокой и менее интимной, чем миросозерцание или религиозная вера. "Демотическое" государство, в отличие от доктринального (например, марксистского или исламского), построено на "внешней правде", на общенародном признании, то есть является "правовым", хотя и не в западном смысле.
Механизмы нормирования и запретов, действующие в таком государстве, сводятся в основном к двум формам: физическому принуждению (которое должно быть минимальным) и отношениям властвования-подчинения. Вторая форма заставляет предполагать известную духовную связь между властвующими и подчиненными, которая основывается на "некотором внутреннем участии духа самоопределения подвластных. Властные отношения по природе своей всегда иррациональны, в них присутствует элемент гипнотичности, им не чужды состояния магического очарования, особого обаяния, поклонения и восторга".
Несомненным преимуществом властных отношений является то, что они основаны на первичных и элементарных сторонах человеческой психики, отчего им и присуща значительная социально-организующая сила. Надежда на полное исчезновение властных элементов (как в анархизме) - утопия: до тех пор, пока в жизни индивида играют важную роль чисто эмоциональные факторы (любовь, ненависть, привязанность, отвращение и т.д.), они сохраняют свое значение.
Такое толкование наводит на мысль, что власть для евразийского мышления - самоцель. Власть для себя - это квинтэссенция евразийства. Она сохраняется и используется не для внешних (социальных, экономических и пр.) целей, но для самопотребления. Структура властвования кажется трудноулавливаемой, но "правящий отбор" - наиболее осязаемый ее носитель.